Как давно это было.

Река многое напомнила Акулине, пронесла мимо всю ее жизнь.

Митя пришел рано утром и сразу же взялся за колун. Акулина сбегала до магазина, помогла там расставить по полкам банки, принесли с продавщицей мешок крупы, еще кое-что сделала по мелочи и вернулась. Надо было готовить обед. Когда шла из магазина, увидела мальчишку, несущего ветку боярки, и так захотелось на старицу. Прямо сейчас бы и побежала. Успокаивало то, что она еще успеет это сделать, ведь теперь она здесь навсегда. Навсегда. Акулина несколько раз повторила это слово, прислушиваясь к его звучанию.

Уже ближе к вечеру, только вышла из дому, из-за ограды ее окликнула Вера. И по голосу Акулина сразу определила, что Вера под хмельком.

– Привет! Я уже полчаса на Митю смотрю, машина и машина. Сам себя загонял. Какой бы мужик из него получился. Митя, – пьяно крикнула она, – хватит. Кончай работу. А то Клавка скажет, что загоняли. Кончай, я сказала!

– Лядьно.

– Я, Аль, его заберу. Вчера Семену столько жратвы наготовила, а он и не ел ничего. Что будет пропадать? Покормлю Митю, тебе экономия. Митя, конфет хочешь?

– Дя! – радостно заулыбался Митя.

– Пошли!

Перед тем, как уйти, Митя пообещал:

– Завтля плиду и все полюблю.

Акулина убрала колун и пошла в магазин, а то уже второй день появляется там урывками. Неудобно.

На следующий день Митя снова пришел рано. Но в его работе не было прежнего напора, той непрерывности, которая так поражала Акулину.

– Что с ним? Может, заболел? – глянула в окно Акулина.

Митя вел себя как-то странно, он рубил, не глядя ни на дрова, ни на колун, все его внимание было приковано ко двору Веры.

– Что он там увидел? – Акулина вышла и глянула во двор Веры – никого. Но Митя продолжал оглядываться, и Акулина прикрикнула:

– Митя! Ты так себе руки порубишь. Смотри на дрова и не глазей по сторонам.

Митя испуганно вздрогнул, словно только сейчас увидел Акулину, и пробормотал свое обычное:

– Лядьно.

Но все равно дело у него двигалось медленнее, чем прежде. Да и за обедом он почти не ел, а все к чему-то прислушивался. Все же к трем часам он окончательно закончил с дровами и заявил:

– Все. Все длявя полюбиль.

– Молодец! Скажешь маме, что деньги я завтра принесу.

– Лядьно, – согласно кивнул Митя и вдруг радостно заулыбался.

Акулина оглянулась – Вера.

– Ну что, закончили? А то бы мудохалась всю зиму. С тебя бутылка.

Акулина промолчала, а Митя радостно подтвердил:

– Зяконьчили, зяконьчили.

– Ну тогда пошли, поможешь мне. Хочу, пока Семена нет, мебель переставить, а то ему вечно некогда, – объяснила Вера Акулине, но смотрела почему-то в сторону.

Чего это она, подумала Акулина, но подумала так, мимоходом. А потом за разговорами в магазине – продавщица Валя звала магазин треп-клубом – совсем забыла об этом.

Но через день, возвращаясь из магазина, Акулина увидела прохаживающегося возле Вериной ограды Митю, и нехорошая догадка поразила ее. Да не может быть такого, уговаривала она себя, но все же, не заходя домой, прошла к Вере.

Вера сидела, прижавшись спиной к духовке, и вязала.

– Привет!

– Привет! Что такая невеселая?

– Да вот смотрю, мебель как стояла, так и стоит, а возле твоих ворот Митя ошивается.

Вера покраснела до слез, пробормотала:

– Ну и что?

– Ты что, совсем очумела? – уже окончательно уверилась в своей догадке Акулина.

– Подожди. Я сейчас, – Вера накинула телогрейку, мужнину шапку и вышла.

Акулина видела, как Вера подошла к калитке и что-то сказала Мите. И Митя тотчас ушел.

Вернувшись, Вера уже спокойным голосом спросила:

– Догадалась? Правильно, так и было. Понимаешь, он такой молодой, красивый. И когда молчит, можно такое представить. Я и подумала, что, может, тут найду, что надо. И все у него есть, другим мужикам только завидовать надо. Но я говорила – он робот, что скажу, то и делает… Я его такому научила, – Вера схватилась за голову, – ты даже не представляешь. Но это все не то. Это все равно что чурку принести и сесть на сучок. Хотя под конец что-то в нем, кажется, проснулось.

– Не боишься, что он теперь так и будет каждый день возле твоего дома околачиваться?

– Нет, я ему сказала, если еще подойдешь, то тебе Семен балду отрежет.

– А не жалко его? Ведь он, поди, раньше об этом и не думал, и не подозревал. Желание, может, и было, но он не думал, что вот так можно. И как ему теперь?

– Да брось ты. Может, эти два дня в его жизни будут самыми светлыми.

– Тебе лечиться надо.

– Мне любви надо. Жизнь проходит, как песок сквозь пальцы. Вот мы с тобой говорим, а наш счетчик: чик-чик-чик. Вот, мол, вам еще на полчасика меньше жить. Ужас! Ты думаешь, вот стерва. Не поверишь, но Митька второй мужик в моей жизни, до этого все Семен да Семен… Вот ты, сколько мужиков имела? Сколько раз мужу изменяла?

– Мне от одного тошно было. Пойду, надо печь топить, в доме такая холодрыга…

Уже в сенях Акулина вспомнила, что не заглянула в почтовый ящик, и пошла к калитке. И как чувствовала, письмо – от Иры, младшей.

Дома, не раздеваясь, подсела к окну. Дочь писала, что отец совсем спился, с работы его выгнали, живет тем, что продает одежду, мебель. В доме такое творится, вечно пьяные бабы, мужики. Еще дочь писала, что ее муж, омоновец, когда на дежурстве, заезжает, разгоняет всех, увозит в вытрезвитель. А на следующий день все начинается сначала. Отец очень похудел телом, а лицо опухшее, страшно смотреть. Кашляет, но в больницу не идет…

Стянув с головы шаль, Акулина до темноты просидела у окна, смотрела на реку, которую уже окольцевали забереги, и думала, думала… Было жалко мужа, жалко прожитую с ним жизнь. Эх, если бы он не пил, как бы они хорошо жили.

Топила ли печь, варила ли ужин, а думы все об Иване, и уже в кровати, засыпая решила – надо ехать в райцентр, брать билет на самолет.

А утром подивилась ночному решению. Да никуда она не поедет. Акулина бы вернулась, если бы знала точно, что Иван бросит пить, а так… Нет, после того покоя, который здесь обрела, она уже не сможет жить той прошлой жизнью, у нее просто не хватит сил вытерпеть ее. Слава Богу, что она соскочила с этого колеса, и